Мне это не нравится, подумала Чармейн. Что это такое?!

Не успела она двинуться с места и даже подумать еще что-нибудь, как существо рывком выросло в два человеческих роста. Оно было темно-лиловое и похоже на человека, но не человек. На спине у него крепились прозрачные лиловые крылышки, которые трепетали так быстро, что их было не разглядеть, а лицо у него… Чармейн была вынуждена отвести взгляд. Это было лицо насекомого, со всякими жвалами, хваталками, усиками, антеннами и вытаращенными глазами, в каждом из которых было не меньше шестнадцати маленьких глазок.

— Ой, мамочки! — прошептала Чармейн. — Да это же лаббок!

— Да, я и есть лаббок, — объявило существо. — Я лаббок, я хозяин здешних мест.

О лаббоках Чармейн слышала. В школе рассказывали про них всякие истории — и все как одна неприятные. Если встретишь лаббока, говорили все, остается только одно — вести себя очень вежливо и уповать на то, что удастся унести ноги, пока тебя не ужалили и не съели.

— Извините, пожалуйста, — произнесла Чармейн. — Я не знала, что это ваш луг, иначе, конечно, не пошла бы сюда.

— Здесь все мое, куда ни шагни, — прорычал лаббок. — Все земли, которые ты видишь, мои.

— Что? Вся Верхняя Норландия? — удивилась Чармейн. — Глупости!

— Я никогда не говорю глупостей, — сказало существо. — Все мое. Ты моя. — Крылья зашевелились еще быстрее, и существо двинулось на нее — вместо ступней у него были какие-то жилистые наросты, ужасно неестественные. — Уже очень скоро я приду и заявлю права на свое имущество. Прежде всего я заявляю права на тебя. — Лаббок с жужжанием шагнул к Чармейн. Протянул к ней руки. И длинное жало, которое выдвинулось из нижней части его лица. Чармейн завизжала, отскочила — и упала с края обрыва, рассыпав цветы.

Чармейн услышала, как лаббок испустил скрипучий вопль досады, но еле различила его, так громко свистел в ушах ветер. Она видела, как мелькает мимо отвесная скальная стена. Чармейн кричала и кричала.

— Ылф! ЫЛФ! — голосила она. — Ой, мамочки! Ылф! Я же только что сотворила летательные чары! Почему они не действуют?!

Чары, однако же, действовали. Чармейн это поняла, когда камни перед ней перестали мчаться вверх и начали сначала скользить, потом плестись, потом красться. На миг она зависла в воздухе — как раз над гигантскими острыми камнями в ущелье под обрывом.

Может, я уже умерла, подумала она.

Потом она сказала: «Какая чушь!» — и, бешено брыкаясь и размахивая руками, сумела в конце концов перевернуться. И увидела дом дедушки Вильяма — по-прежнему далеко внизу в сумерках и примерно в четверти мили по земле.

— Парить очень приятно, — заметила Чармейн, — но как же мне двигаться?

Тут она вспомнила, что у лаббока есть крылья, а значит, он, вероятно, сейчас летит с обрыва за ней. После этого она уже не стала задаваться вопросом, как ей двигаться. Она сама не заметила, как сильно оттолкнулась ногами и спланировала к дому дедушки Вильяма. Ей удалось проскочить над крышей и садом, но там чары ослабли. Чармейн едва успела дернуться в сторону, чтобы оказаться над аккуратной булыжной дорожкой, и со стуком села на нее, дрожа с головы до ног.

Спаслась, подумала Чармейн. Почему-то у нее не было никаких сомнений, что во владениях дедушки Вильяма ей ничего не грозит. Она это чувствовала.

Передохнув немного, Чармейн сказала:

— Уф! Ну и денек! А я ведь ничего не прошу, кроме хорошей книжки, и пусть дадут почитать спокойно!.. А все эта тетушка Семпрония — просто зла не хватает!

Кусты у нее за спиной зашуршали. Чармейн отпрянула в сторону и едва не завизжала в очередной раз, потому что гортензии раздвинулись и на дорожку выпрыгнул маленький синий человечек.

— Ты, что ли, тут заправляешь? — спросил этот синий коротышка резким писклявым голосом.

Даже в сумерках человечек был несомненно синим, а не темно-лиловым, и без крыльев. Лицо у него покрывали морщины — следствие склочного характера, — к тому же его почти целиком заслонял мощный нос, но это было именно человеческое лицо, а не голова насекомого. Чармейн перестала бояться.

— Вы кто? — спросила она.

— Кобольд, естественно, — отвечал человечек. — Верхняя Норландия — страна кобольдов. Я тут садовничаю.

— По ночам? — удивилась Чармейн.

— Мы, кобольды, днем не ходим, — сказал маленький синий человечек. — Я спрашиваю — ты тут заправляешь?

— Ну да, — сказала Чармейн. — Вроде того.

— Так я и думал, — удовлетворенно кивнул кобольд. — Видел, как Долговязые утащили колдуна. Ну чего, хочешь, состригу все эти гортензии, а?

— Зачем? — снова удивилась Чармейн.

— Меня хлебом не корми — дай что-нибудь состричь, — пояснил кобольд. — В садоводстве стрижка — самый смак.

Чармейн, которая никогда в жизни не задумывалась над вопросами садоводства, взвесила его слова.

— Нет, — сказала она. — Дедушка Вильям не стал бы их разводить, если бы они ему не нравились. Он скоро вернется и, наверное, расстроится, если увидит, что их состригли. Может быть, вы сделаете все, что положено делать каждую ночь, и посмотрите, что он скажет, когда вернется?

— Он-то, конечно, скажет «нет», — угрюмо отозвался кобольд. — Вечно он все удовольствие портит, колдун этот. Ну чего, по обычному тарифу или как?

— А какой ваш обычный тариф? — спросила Чармейн.

— Горшок золота и дюжина свежих яиц, — немедленно ответил кобольд.

К счастью, тут из воздуха послышался голос дедушки Вильяма:

— Я плачу Ролло пинту молока каждую ночь, душенька, ее доставляют по волшебству. Вам не нужно этим заниматься.

Кобольд с отвращением сплюнул на дорожку:

— А я что говорю? Все удовольствие испортил! И вообще, много я успею сделать, если ты будешь всю ночь тут на дорожке рассиживаться!

Чармейн надменно проронила:

— Я просто отдыхала. А теперь ухожу. — Она поднялась на ноги — все тело было подозрительно тяжелое, к тому же коленки подкашивались, — и зашаркала по дорожке к входной двери. Наверняка заперто, подумала она. Красиво же я буду выглядеть, если не смогу попасть в дом.

Дверь резко распахнулась, не успела она дойти до крыльца, и наружу нежданно-негаданно вырвался свет, а вместе со светом — крошечная попрыгучая фигурка Потеряшки, который тявкал, вилял хвостиком и весь извивался от восторга, что снова видит Чармейн. Чармейн была так рада, что вернулась домой и ее здесь ждут, что подхватила Потеряшку на руки и внесла внутрь, а песик крутился, вертелся и все норовил лизнуть ее в подбородок.